Поэзия рабочего удара (сборник) - Страница 49

Кто хочет видеть новые великаны строительного дела, кто хочет знать величие и мощь огня – пусть едет на Камчатку. Но туда должен поехать всякий, кто заинтересуется новой битвой «Огня» с «Углем». Это к «Огню»-то подбирался конгресс Интернационала в Иркутске. И носятся слухи, что заправилы «Угля» экстренно установили высокие пенсии горнорабочим и шахтерам…

Между тем назревают новые битвы: по всему берегу Великого океана, по всей линии сопок, в Америке, в Китае, на Зондских островах началась постройка тепловых гигантов, и все они бросили вызов Камчатке.

* * *

А экспресс уже мчался от этой океанской драмы, взял курс на самый север и грезит новыми сказками.

Экспресс весь земной, весь человеческий. Он бурлит, он просит неслыханного стального топота, взмаха подземных кипящих морей, дыхания лавы.

Ох, он хочет прорезать всю землю, облить ее своим жарким дыханием, отдать ей всю огненную страсть свою; он хочет вселить в нее беса холода и беса жара и заставить их вечно биться, он хочет утопить человека в металле, расплавить маленькие души и сотворить одну большую; он хочет заразить камни человеческим голосом, заставить мерзлую землю петь гимны огню.

И потом все смешать, включить исполинские токи, дать волю неслыханному по безумству и отваге, и самому умчаться дальше.

Дальше! На самые рискованные зыби, на край, на дальний-дальний край!

* * *

Город Беринга.

Он знает только два лозунга: «К полюсу» и «В Америку».

На его дне воздвигаются новые города. Открытые залежи угля на дне океана теперь пока брошены и забыты: ведь «Уголь» дрожит теперь за свою участь. Но зато воздвигнуты настоящие хрустальные дворцы из морского янтаря. Система ползущих кессонов давно уже позволила подобраться к Северному полюсу снизу, водным путем. А завод, работающий для полюса в Беринге, мечтает о том, чтобы согнать снега с полюса, изменить направление теплых течений в океанах и смягчить весь полярный климат. Теперь в Сибири много говорят о грядущей революции земледелия и садоводства, и на стороне Беринга стоят сельскохозяйственные кооперативы и «Энергия» Камчатки… Кооперативы говорят, что рабочий Интернационал не вовремя стал шутить с «огнем», величайшие мечты Беринга могут застыть… Завязывается новая социальная схватка.

Экспресс же хоронит, хоронит скорее полярные бури. Ему тесно. Он несется к закруглению высокой насыпи, как развернутое верхнее знамя, рокочет по рельсам, с бушующей стальной песней влетает на мост, с моста в морской туннель – от Беринга в Аляску.

Постройка туннеля стоила двух тысяч жизней: полтысячи погибло от полярных холодов и полторы пожрал океан в подводных работах. Победа индустрии заставила весь рабочий класс одеться в траур. Но теперь уже нет границ между Старым и Новым светом. Туннель стал символом рабочего единения.

Перед туннелем у Беринга маяк. Экспресс мчится прямо на него.

Гигант, превосходящий все высоты земли и сделанный из бетона, металла, бумаги и льда, предохраненного от испарения.

Маяк направил свои прожекторы на экспресс. Экспресс вольно купается в красных, синих и белых лучах полярного смельчака.

Невольная дрожь охватывает пассажиров. Что будет? Кажется, что маяк все идет, все наступает к полюсу растущим памятником человеку, его движению, его воле.

Мгновение – и экспресс в туннеле. Тихий, ровный свет, тихие тона красок… Но бурно и гулко дышат моторы, накачивающие воздух, и туннель дрожит, как стальной пульс, в спящих океанских водах.

Полчаса – и Америка.

* * *

Жизнь мелькает. Люди входят и выходят, умирают и родятся, расцветает, отцветает весна, гибнут и снова воскресают надежды.

Светлый экспресс летит. Его дорога бесконечна, но и бесстрашие его безгранично. Порой он рушится с мостов в воду на всем ходу. Стоны, крики, смерти… Но снова из глубин бешено вырывается неугомонный поезд, дышит пламенем, поет сталью, колотит и режет камни, врывается прямо в утесы, сверлит их грудью.

Он весь изранен, он полон горя, но, железно-суровый, он скрыл, схоронил в своем пламенном сердце всю боль небывалой дороги… и поет, мятежный, он поет совсем не о былом, совсем не о тяжелых надрывных часах, а о грядущих радостных подъемах и полных отваги и риска уклонах.

Моя жизнь

Велика в прошлом, бесконечна в будущем жизнь моя.

Много столетий я не запомнил. Помню лишь, когда ходил закованный и был привязан к тюрьме моей – работе.

Это я двести лет тому назад бил и разбивал машины. Это я, еще весь человеческий, восстал против холодных недругов своих. Я отдал тогда всю страсть свою этому железному единоборству; я тогда призывал богов на помощь себе и все же в борьбе потерял не одну голову. Я отчаивался тогда и бросался на отточенные резцы машин, крошил их, но и сам бился в тисках металла.

Это я сто лет назад залил улицы мировых городов своей кровью и развертывал знамена со словами восстания и мести.

Это я же бился потом и терзал свое собственное тело по ту и по эту сторону границ.

И теперь опять я, и уже как будто вновь рожденный, иду в строю. Все проходит через мои руки и орудия. Создаю виадуки, дороги, машины, микроскопы. Через пульс моего станка и штрих моей пилы я ощущаю самые сокровенные мысли.

Я – носитель беспощадного резца познания.

Всюду иду со своим молотом, зубилом, сверлом. По всему миру… Шагаю через границы, материки, океаны. Весь земной шар я делаю родиной.

Стою перед рабочим домом в Берлине. Стою и восторгаюсь: вот мой громадный, мой тяжелый, неуклюжесильный дом. И все в нем мое: и входная арка с высеченным молотом, который рвется из камня и просит песни, и наковальня на столе секретаря, и шеренги товарищей, идущих взад и вперед.